Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти
заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в
зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и
зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Щемящая
боль крепкого
зуба, наполнявшая слюною его рот, мешала ему говорить. Он замолк, вглядываясь в колеса медленно и гладко подкатывавшегося по рельсам тендера.
Чувство ревности, которое мучало его во время неизвестности, прошло в ту минуту, когда ему с
болью был выдернут
зуб словами жены.
После страшной
боли и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти, больной вдруг, не веря еще своему счастию, чувствует, что не существует более того, что так долго отравляло его жизнь, приковывало к себе всё внимание, и что он опять может жить, думать и интересоваться не одним своим
зубом.
Поцелуи с обеих сторон так были сильны, что у обоих весь день почти
болели передние
зубы.
Потом она приподнялась, моя голубушка, сделала вот так ручки и вдруг заговорила, да таким голосом, что я и вспомнить не могу: «Матерь божия, не оставь их!..» Тут уж
боль подступила ей под самое сердце, по глазам видно было, что ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась
зубами за простыню; а слезы-то, мой батюшка, так и текут.
—
Зубы болят… — отвечала она.
— Да у меня
зубы немного
болят, — нехотя отвечала Вера. — Это скоро пройдет…
— Нет, не
зубы — ты вся
болишь; скажи мне… что у тебя? Поделись горем со мной…
— Видно, что так, мой друг, а впрочем… а впрочем, тебе, кажется, пора туда, куда ты идешь. У меня, видишь ли, все голова
болит. Прикажу «Лючию». Я люблю торжественность скуки, а впрочем, я уже говорил тебе это… Повторяюсь непростительно… Впрочем, может быть, и уйду отсюда. Я люблю тебя, мой милый, но прощай; когда у меня голова
болит или
зубы, я всегда жажду уединения.
«Смотрите, бурунов совсем нет, ветер с берега, — говорил он, — вам не придется по воде идти, ног не замочите, и
зубы не
заболят».
Тут мы застали шкипера вновь прибывшего английского корабля с женой, страдающей зубной
болью женщиной, но еще молодой и некрасивой; тут же была жена нового миссионера, тоже молодая и некрасивая, без передних
зубов.
— Чего здесь? Была бы здесь, здесь бы и выцарапала. Дома сидит,
зубы болят. Хе-хе-хе!
— Зачем вы повязаны платком? — спросил я его. —
Зубы болят?
— Домой несите… — проговорил он, скрипя
зубами от
боли.
С душевной
болью, со злостью и с отвращением к себе, и к Любке и, кажется, ко всему миру, бросился Лихонин, не раздеваясь, на деревянный кособокий пролежанный диван и от жгучего стыда даже заскрежетал
зубами.
— «Айда! пять тысяч тебе в
зубы — молчок!» И притворился он, будто как у него живот
болит — ей-богу! — да от именинника-то прямо к помещику.
Переползая с камня на камень, набоб оборвал и исцарапал руки и больно ушиб левое колено, так что даже стиснул
зубы от
боли, но цель была близка, а время дорого.
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала
боль в
зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Первая мысль — кинуться туда и крикнуть ей: «Почему ты сегодня с ним? Почему не хотела, чтобы я?» Но невидимая, благодетельная паутина крепко спутала руки и ноги; стиснув
зубы, я железно сидел, не спуская глаз. Как сейчас: это острая, физическая
боль в сердце; я, помню, подумал: «Если от нефизических причин может быть физическая
боль, то ясно, что — »
Они вошли в офицерскую палату. Марцов лежал навзничь, закинув жилистые обнаженные до локтей руки за голову и с выражением на желтом лице человека, который стиснул
зубы, чтобы не кричать от
боли. Целая нога была в чулке высунута из-под одеяла, и видно было, как он на ней судорожно перебирает пальцами.
Печатают даже про то, что от Женевского озера
зубы болят: свойство такое.
—
Болят зубы-то, может? — заинтересовался хозяин.
Ему пришлось драться: он шёл домой, обгоняемый усталыми бойцами города, смотрел, как они щупают пальцами расшатанные
зубы и опухоли под глазами, слышал, как покрякивают люди, пробуя гибкость ноющих рёбер, стараются выкашлять
боль из грудей и всё плюют на дорогу красными плевками.
Приехал доктор и вырвал больной
зуб.
Боль утихла тотчас же, и генерал успокоился. Сделав свое дело и получив, что следует, за труд, доктор сел в свою бричку и поехал домой. За воротами в поле он встретил Ивана Евсеича… Приказчик стоял на краю дороги и, глядя сосредоточенно себе под ноги, о чем-то думал. Судя по морщинам, бороздившим его лоб, и по выражению глаз, думы его были напряженны, мучительны…
Н-да! старовата… и ноет всегда, точно у нее хронически
зубы болят… и не очень похожа на красавицу…
Приходит баба,
зубы болят…
От
боли он укусил подушку и стиснул
зубы, и вдруг в голове его, среди хаоса, ясно мелькнула страшная, невыносимая мысль, что такую же точно
боль должны были испытывать годами, изо дня в день эти люди, казавшиеся теперь при лунном свете черными тенями.
— Ну, конечно,
зубов нет, спину от старости ломит, то да се… одышка и всякое там…
Болею, плоть немощна, ну да ведь сам посуди, пожил! Восьмой десяток! Не век же вековать, надо и честь знать.
Синеватая кожа туго натянулась на висках, скулах и подбородке, рот был болезненно полуоткрыт, тонкие губы не скрывали
зубов, и на её маленьком, удлинённом лице застыло выражение тупой
боли.
Однажды в праздник Лунёв пришёл домой бледный, со стиснутыми
зубами и, не раздеваясь, свалился на постель. В груди у него холодным комом лежала злоба, тупая
боль в шее не позволяла двигать головой, и казалось, что всё его тело ноет от нанесённой обиды.
— Тащи выше! — было приказание Орленки, и в две минуты она поднялась от земли на аршин… глаза ее налились кровью, стиснув
зубы, она старалась удерживать невольные крики… палачи опять остановились, и Вадим сделал знак Орленке, который его тотчас понял. Солдатку разули; под ногами ее разложили кучку горячих угольев… от жару и
боли в ногах ее начались судороги — и она громко застонала, моля о пощаде.
Как не помнить! Дело было в том, что хотя на свете и существует фельдшер Демьян Лукич, который рвет
зубы так же ловко, как плотник ржавые гвозди из старых шалевок, но такт и чувство собственного достоинства подсказали мне на первых же шагах моих в Мурьевской больнице, что
зубы нужно выучиться рвать и самому. Демьян Лукич может и отлучиться или
заболеть, а акушерки у нас все могут, кроме одного:
зубов они, извините, не рвут, не их дело.
Я вас прошу, господа, прислушайтесь когда-нибудь к стонам образованного человека девятнадцатого столетия, страдающего
зубами, этак на второй или на третий день болезни, когда он начинает уже не так стонать, как в первый день стонал, то есть не просто оттого, что
зубы болят; не так, как какой-нибудь грубый мужик, а так, как человек тронутый развитием и европейской цивилизацией стонет, как человек «отрешившийся от почвы и народных начал», как теперь выражаются.
Выражается сознание, что врага у вас не находится, а что
боль есть; сознание, что вы, со всевозможными Вагенгеймами, вполне в рабстве у ваших
зубов; что захочет кто-то, и перестанут
болеть ваши
зубы, а не захочет, так и еще три месяца проболят; и что, наконец, если вы все еще несогласны и все-таки протестуете, то вам остается для собственного утешения только самого себя высечь или прибить побольнее кулаком вашу стену, а более решительно ничего.
То ли дело все понимать, все сознавать, все невозможности и каменные стены; не примиряться ни с одной из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примиряться; дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща
зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит, тебе не на кого; что предмета не находится, а может быть, и никогда не найдется, что тут подмена, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда, — неизвестно что и неизвестно кто, но, несмотря на все эти неизвестности и подтасовки, у вас все-таки
болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше
болит!
Так вот не спите же, чувствуйте же и вы каждую минуту, что у меня
зубы болят.
Снова закрыл глаза и, как от
боли, крепко сжал
зубы, обнажив их; нижняя губа его опустилась, верхняя — приподнялась, и синеватые волосы редких усов ощетинились.
Ощупав ногу, он вдруг дернул ее — меня хлестнуло острой
болью, и через несколько минут, пьяный от радости, прихрамывая, я сносил к нашей бане спасенные вещи, а Ромась, с трубкой в
зубах, весело говорил...
Галактионовне ничего не стоило придумать, что у Андрониковой курицы хины
зубы болят или что-нибудь в этом роде; однажды о. Андроник вышел совсем из себя, но на этот раз причиной послужило истинное происшествие, а не вымысел Галактионовны. Мы пили чай; о. Андроник и Асклипиодот были слегка навеселе, на первом взводе; Галактионовна сидела в своем углу и точно про себя уронила фразу...
Говорит, как во сне, сквозь
зубы, невнятно, а глаза у неё кричат
болью материнской.
— Ах, зачем так говорить? И говоришь ты, Маша! — пропустил он сквозь
зубы и морщась, как будто от физической
боли. — Как это нейдет тебе и мне! Оставь это другим; эти ложные отношения могут испортить наши настоящие, а я еще надеюсь, что настоящие вернутся.
Мужик, брюхом навалившись на голову своей единственной кобылы, составляющей не только его богатство, но почти часть его семейства, и с верой и ужасом глядящий на значительно-нахмуренное лицо Поликея и его тонкие засученные руки, которыми он нарочно жмет именно то место, которое
болит, и смело режет в живое тело, с затаенною мыслию: «куда кривая не вынесет», и показывая вид, что он знает, где кровь, где материя, где сухая, где мокрая жила, а в
зубах держит целительную тряпку или склянку с купоросом, — мужик этот не может представить себе, чтоб у Поликея поднялась рука резать не зная.
Дульчин. Убирайся! Ну, музыка, нечего сказать! И какой разговор невинный: у того
зубы болят, охает, на свет не глядит… тот приметам верит, дурной сон видел; третий на свидание торопится, «мне, говорит, некогда; пожалуйста, господа, не задерживайте!..» Чистая работа!
— Здоров, — отвечал я сквозь
зубы, — только голова
болит.
То я, раб божий (имя), спрошу убогого Лазаря: „Не
болят ли у тебя
зубы, не щемит ли щеки, не ломит кости?“ И ответ держит убогий Лазарь: „Не
болят у меня
зубы, не щемит щеки, не ломит кости“.
„Так бы у меня, раба божия (имя), не
болели бы
зубы, не щемили щеки, не ломило бы кости — в день при солнце, ночью при месяце, на утренней зари, на вечерней зари, на всяк день, на всяк час, на всякое время.
Марья, да сестра Ульянья, сами говорили, чтоб у раба божия (имя) щеки не пухли,
зубы не
болели век по веку, от ныне до веку, тем моим словом ключ и замок; ключ в воду, а замок в гору».
— «
Болят ли у них
зубы?» — «Нет, не
болят».